Бастард фон Нарбэ - Страница 138

138

За девять месяцев, прошедших со времен Баронств, Март стал заметно взрослее, и это хорошо. Но его романтичность, так глубоко тронувшая Андре когда-то, в прошлой жизни, пряталась сейчас за цинизмом и злостью. И это было плохо. Лукас давал Марту возможность оставаться романтиком. Не потому, что защищал, – куда уж там, это Март изо всех сил старался защищать его от мирской реальности, – а потому что сам был таким. На собственном примере доказывал, что нужно верить в себя и людей, и полагаться на волю Господа.

Что ж. Теперь Лукас собственным примером убедил Марта в обратном. Верить нельзя никому, а Господь отворачивается даже от самых преданных своих детей. Может, он и нашел бы возражения, ведь летел же в «Ксиласкар», не спорил с приказом, не пытался спастись. Значит, считал, что все правильно. Значит, сумел бы и Марту объяснить, почему все правильно.

И самому Андре.

– Если где и знают о Лукасе, кроме монастыря, так это в институте.

Андре думал о том, что никакие объяснения не доказали бы ему правильности добровольного рабства. Спор, начавшийся еще в Баронствах, – спор о том, кто более свободен, тот, на кого надели рабский ошейник, или тот, кто надел его на себя сам, – получил продолжение неожиданное и страшное. Каким, в случае Лукаса, должен был стать тест на успешность импринтинга? Аристократы убивали своих названных братьев и сестер. Кого пришлось бы убить Аристо?

Март очень вовремя оказался у всех на виду, попал на первые строчки в новостях, стал одной из главных тем на несколько месяцев. Март не станет пробным камнем, он теперь слишком заметен. И вряд ли это совпадение. Церковь спасала Лукаса, спасала Марта. Спасала себя. От Лукаса.

В поднявшейся вокруг убийства Чедаша идеологической шумихе, Второй рыцарь обставил Первого. Лукаса видели только избранные, и избранных было немного. Зато Март – вот он, на обложках журналов, на плакатах, календарях и постерах. Его портреты висели теперь в девичьих спальнях, а его гафла, утратив собственное название, стала в умах множества мальчишек «гафлой отца Марта», модельки истребителя раскупались с такой же скоростью, как плакаты, постеры и календари. Церковь умела зарабатывать деньги.

– Андре? – Март смотрел в упор. Все еще злой, но теперь к злости примешивалось любопытство. – Чему ты улыбаешься?

– Думаю о тебе.

Вот он итог долгих, сложных раздумий. Все равно все свелось к Марту. Который немедленно вспыхнул и зарычал:

– Нам нужно думать, как попасть в институт, где получить информацию. Может, от меня будет, наконец, польза?

Ну да. Польза в его понимании – это его пси-способности, уникальный талант, позволяющий воспроизвести любое псионическое свойство от телепатии до ясновидения. А то, что это смертельный риск, Март во внимание не принимает. Не тогда, когда речь идет о Лукасе. Стоило усилий убедить его в том, что поиск с помощью прорицания не имеет смысла. Риск в качестве аргумента Андре даже не пробовал приводить, ссылался на нецелесообразность. В прошлый раз, Март, в поисках Лукаса, просто полетел туда, куда вело чутье. Он пережил прорицательский транс, но что бы он делал, если б чутье привело его, например, под выстрелы пиратского вендара?

Действовать наугад нельзя, это Март и сам понимал. Но ему нужно было действовать. Хоть как-то.

Его статус, его известность, открывали закрытые двери. Его самоуверенность – напускная, заимствованная, Лукасовская, – открывала даже те двери, которые были заперты на крепкие замки. Только Марту этого было недостаточно. Он еще слишком молодой, чтобы оценить, насколько лучше, когда двери открыты. И он всегда будет рыцарем-пилотом. Скрупулезный сбор данных, распутывание ниточек, поиск крох информации – Март участвует во всем этом, но не может относиться как к важному и нужному делу. Пилоту нужна цель и боевая задача.

– Программами импринтинга и коррекции занимается лаборатория психологической помощи, – сообщил Андре. – Возможно, нам нужно не в «Ксиласкар», а к профессору Беляеву. Это бывший руководитель лаборатории, он с месяц назад подал в отставку, но последние программы составлены как раз под его руководством. А с новым я не знаком, ничего о нем пока не знаю, кроме самых общих сведений.

– Беляев? – подал голос Дэвид, все это время с отрешенным видом глядевший в свой «секретарь». И, после нескольких секунд тишины: – это не просто совпадение, он родной брат Луизы Беляевой.

Они все трое, такие разные, подумали об одном и том же. Общую мысль озвучил Март.

– Это Беляев? Спрятал Лукаса. В память о сестре. Не захотел делать с ним… такое?

Голосу Марта недоставало уверенности, а интонации были, скорее вопросительные, чем утвердительные. Но картинка складывалась убедительная, совпадало все, краешек к краешку. Кроме, конечно, непонятной ситуации с обломками «Вэйды». Трудно представить, чтоб у кого-то из ученых «Ксиласкара», пусть даже у руководителя лаборатории, хватило влияния на то, чтоб организовать побег государственному преступнику и уничтожить принадлежащий церкви корабль.

– Связи? – вслух предположил Дэвид. – Ценные знакомства?

– С кем? С пиратами, что ли? – отозвался Март.

– С кем-нибудь из фон Нарбэ? – Дэвид бросил взгляд на Андре. – Вон, у нас целый живой аристократ, вышедший из-под контроля. И Лукас такой же. Почему еще паре-тройке не отыскаться?

Последняя мысль была далеко не такой нелепой, какой могла показаться. Один свободный аристократ – это исключение, но двое… это уже повод задуматься. Возможно ли, что Беляеву действительно помогли фон Нарбэ? Профессор – один из немногих, кто мог знать о приговоре Лукаса. Если Аристо действительно летел в «Ксиласкар», значит, новые программы в лаборатории писали именно для него. Значит, как минимум, сам Беляев знал, для кого работают его психиатры.

138