Как, впрочем, большинство людей. Ну да ладно.
Зная Марта, Лукас предполагал, что, занятый осмыслением собственного греха, тот попутно проведет разбор и его преступления. Стремление подражать командиру полезно, когда Март подражает не ведущему, а сложившемуся в воображении образу ведущего. Идеальному. Ну, а как же, разве Аристо может не быть идеальным?
Март полагает, что Лукас сначала думает, а уж потом делает. Даже в бою.
Этому неплохо было бы научиться.
Март хочет быть таким же, поэтому, прежде чем окончательно клеймить и проклинать, еще не раз подумает. А поскольку парень он умный, наверняка поймет, что Лукас своим молчанием избавляет его от множества проблем: от допросов ДРБ и церцетарии; от необходимости врать, изображая неведение; от опасности быть заподозренным в сговоре.
Поймет, что его помощь не нужна, иначе Лукас попросил бы о ней.
И примет помощь исповедника. Даже если сам о ней не попросит.
Лукас думал о Марте, и понимал, очень хорошо понимал, что меняет живого на мертвых. Вот только… как бы он ни старался, он не мог похоронить Джереми.
И еще, он даже не старался забыть о том, что, в отличие от Марта, Хикари, кроме него, надеяться не на кого.
Вспомни однажды – я не люблю планет.
И хоронить не умею в плену земли.
Только, когда мерещится мутный свет,
думаю, каждый стремится к нему идти.
Я соберу тебе саван из шлейфов звезд,
пепел смешается с плазмой, неоном, льдом,
мы умираем всегда и везде всерьез
только, наверное, в сердце всегда живем!
Я... воскрешу тебя! памятью золотой,
синими бликами в дюзах багал и «Ос».
Господи, дай мне знак, что я не святой...
только вот, время крошится опять всерьез.
«а сегодня я заставлю тебя идти с нами».
Вторая книга Царств (15:20)
Генкарта, страховка, отпечатки пальцев и сетчатка внесены в государственный реестр подданных… Все это было странно. Живешь в своем праве, ни от кого не прячешься, никто тебя не ищет. Непривычно. Даже как-то расслабляет. А расслабляться нельзя, терранин в Империи должен ступать осторожно, и часто оглядываться.
Дэвид был осторожен. Но легализация – палка о двух концах.
Он прожил на Сингеле больше полугода. И в один из длинных, ветреных летних дней в его дверь позвонили. Дэвид, услышав звонок, напрягся: среди соседей заведено было приходить по-свойски, запросто, двери в домах не запирались. Звонить мог только чужак.
И это действительно оказался чужак. Но не незнакомец, хоть Дэвид и не знал его имени. На крыльце, глядя на Дэвида снизу вверх холодными, фиолетовыми глазами, стоял давешний рыцарь-пилот. В гражданском. Без оружия.
– Мир вам, Нортон-амо, – сказал он спокойно. – Мое имя Лукас фон Нарбэ. Вы позволите мне пройти, или мы побеседуем на крыльце?
Дэвид понял, что уже получил свою порцию пропагандистского яда, потому что первым, на что он отреагировал, было имя. В дверях его дома стояла живая легенда Империи. Это было абсолютно невероятно, и совершенно реально.
Соображать он начал, когда прошел первоначальный шок. Рыцарю известно его имя. Рыцарь знает о том, что он не прошел церковной инициации, иначе обратился бы к нему «сын мой». О чем еще он знает? Впрочем, и того, что он видел «гекко» уже достаточно, чтоб не держать его на улице.
Лукас фон Нарбэ???
Поверить невозможно.
Но в память уже пришло виденное чуть не год назад интервью с бывшим маркграфом Радуном.
«…Он редкий красавчик, этот фон Нарбэ, хоть ростом и не вышел».
Незваный гость соответствовал обоим определениям. Ростом не вышел – это еще мягко сказано, и, действительно, на редкость красив. К тому же, не врет. Это ведь непросто – врать, присвоив легендарное имя. Очень непросто.
И этот вот… собственной персоной явился, чтоб предложить Дэвиду работу. Весьма высокооплачиваемую работу. Кто бы мог подумать, что рыцари так богаты! Но когда Дэвид хотел интересной работы, он не имел в виду настолько интересную. Ему и в страшном сне не мог привидеться полет в Вольные Баронства с целью отнять (украсть, скопировать, забрать с трупа) у одного из баронов нечто ценное.
Ничего не было настолько ценным, чтоб так рисковать.
Ни-че-го.
Но, ясное дело, Лукас фон Нарбэ думал иначе.
– Хорошо подумайте, прежде чем отказываться, Нортон-амо, – посоветовал он по-прежнему спокойно, даже дружелюбно. – Вы нужны мне. Вы умеете находить вещи, которые необходимо найти. Я, в свою очередь, умею убеждать тех, кто плохо поддаётся убеждению. Мне кажется, это будет неплохим подспорьем в поисках.
– Умеете убеждать? – Дэвид не удержался и фыркнул, – меня вы пока что ни в чём не убедили. До свидания, ваше преподобие.
Он встал, показывая, что разговор окончен. Надеясь, что разговор действительно окончен.
– Думаю, что убедил, – мягко произнёс фон Нарбэ. – Да, и я забыл упомянуть, что нашел вас, благодаря помощи церцетарии. У нас хорошие отношения. К тому же, действует договор о сотрудничестве и обмене информацией.
Информация. Да уж. У него была информация, которой он мог обменяться с церцетарией.
– Хорошо же вы платите за своё спасение.
– Я вообще не считаю, что за спасение нужно платить. Платить я буду за вашу работу.
Ну, и что тут скажешь?
«Падла ты, а не рыцарь», – мрачно констатировал Дэвид.
– Вы, правда, думаете, что у вас есть, что рассказать церцетариям? – спросил он вслух. – Думаете, они чего-то обо мне не знают?