Андре сбился с мыслей и утратил дар речи.
Дар речи вернулся раньше.
– Это что было?
– Прогноз. На основании психологического портрета.
– Какого, к убырам, портрета?..
– И постоянного эмоционального напряжения.
– Это нездоровое чувство юмора, или извращенное милосердие?
– Инстинкт самосохранения, – все так же тихо, так же ровно. – Я эмпат. Вы с Мартом оба у меня уже в печенках сидите.
– Март…? – Андре запнулся. Что, собственно, он хотел услышать? Аристо все сказал.
– Дай ему время.
– Я мешаю тебе работать. – Андре стряхнул на глаза челку, – что ты за тварь, Бастард? Не обращаешь внимания, когда я с тебя кожу сдираю, и дергаешься из-за ерунды, которая вообще тебя не касается. Нелюдь ты. Нельзя доверять аристократов церкви, из них хрень какая-то получается.
Он поймал короткую улыбку Аристо. Надулся и открыл «секретарь». Лучше уж кино посмотреть. А то непонятно, кто тут за чей счет развлекся.
Машина пронеслась сквозь атмосферу, не сбавляя скорости метнулась над домами, и замерла, словно примерзла к посадочной палубе клуба.
Андре вздохнул. Придержал за плечо Аристо, уже открывшего дверцу.
– В переговорах с Чедашем… я могу помочь? Чем-то, кроме не мешать?
– Уже помогаешь.
– Н-да?
Аристо молча кивнул, и вышел на палубу.
Не соперник. Просто – равный. Нечего делить…
Некого.
А цель общая. Значит, союзник?
Андре догнал его, мурлыкнул, глядя поверх черноволосой макушки на гомункулов-охранников у дверей впереди:
– Нам все равно придется драться, мой красивый. И мне все равно придется тебя убить. Если ты не убьешь меня.
– Нам не придется драться, если я не нападу. Я не нападу.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Церцетарий Нортон, всю дорогу не проявлявший интереса ни к Андре, ни к Аристо, негромко уточнил:
– То есть, прямо сейчас не подеретесь? Красивые. А я-то уж размечтался.
Гомункулы были слишком близко, и все пришедшие на ум достойные ответы, Андре пришлось оставить при себе. Судя по короткому взгляду, которым наградил Нортона Аристо, ему тоже было что сказать.
И тоже пришлось промолчать.
Это сближало.
Открытие финала. Болельщики собираются на трибунах. С лотков нарасхват идут пиво и чипсы. Кругом шарфы с цветами команд, значки, транспаранты, охрана. И девочки с помпонами вот-вот выйдут на поле, чтоб поприветствовать команды. Феерия, в плазму ее через «подвал».
Готовились долго. Пришло время проверить, хороша ли подготовка.
Пока Андре с Мартом парили мозг вольным баронам, поднимая их на войну, Лукас выманивал на себя Чедаша. Кочевряжился, понимаешь, отказывался встречаться. Ему, эдзоу, какой-то там барон не интересен. У него и без какого-то там барона дел в Баронствах предостаточно.
Сработало?
Сработало. Чедаш в ярости, Чедаш уже почти на все готов, лишь бы встреча состоялась. Ему, может, эдзоу не так и нужен, да дело на принцип пошло.
Лукас следил за ним, Дэвид для Лукаса следил за ним. Из вида не упускали. Не лично, ясное дело. Боже упаси за этой штукой лично следить. Взять Чедаша под полноценное наблюдение было нереально, он и сам осторожничал, и места, где он бывал, не позволяли ни подсматривать, ни подслушивать. Это не Скорда, у которого весь дом камерами и микрофонами нашпигован. Скорде оно для работы надо, а Дэвиду, считай, приглашение – заходи, подключайся, делай, что хочешь. А заведения, организовывающие встречи и досуг таких как Чедаш, в первую очередь как раз о том заботятся, чтоб ни одного микрофона и камеры вблизи клиентов не оказалось.
Головой отвечают.
Так что слежка за бароном – задача почти невыполнимая. Но все, что может видеть, слышать и запоминать – видело, слышало и запоминало.
А Лукас, получив от Дэвида очередную сводку, часами медитировал на записи, прокручивал снова и снова, без конца.
Если случалось остаться вместе с ним в гостиной, Дэвид включал кино с чипа, или смотрел новости, или еще чем занимался, не привлекающим внимания. В перерывах открывал глаза, и видел, как Лукас сосредоточенно копирует движения Чедаша. Походку, характерные жесты, даже мимику. С каждым днем сосредоточения было все меньше, раскованности все больше. Раны заживали, понятно, поэтому Лукасу становилось легче двигаться. Но казалось, будто дело не в ранах, казалось, будто Чедаш осваивается в новом теле.
Нехорошее зрелище.
Дэвид однозначно предпочитал кино.
Он один раз спросил, зачем это надо. Так, чисто, для поддержания разговора – чтоб не все время самому говорить – пока накрывали к ужину стол, и ждали Марта из душа.
– Не знаешь? – удивился Лукас. – Ты сам это делаешь.
– Делаю что?
– Это. – Лукас как-то очень знакомо усмехнулся, с несвойственной ему издевкой…
…Кусок времени как будто вырезали ножницами. От усмешки Лукаса, до голоса Марта:
– Ужинать? А, может, перевязку сначала?
Цифры на часах скакнули на пять минут вперед.
Дэвид немедленно заподозрил обоих святош. Непонятно в чем. В сговоре? В применении иллюзии?
В гипнозе. Вон оно как.
Эти двое удалились менять повязки, а он перемотал запись с чипа на пять минут назад, и послушал, что тут было. Натурально, гипноз. Лукас стал его отражением. Это уметь надо, но если умеешь – фокус сбивает с толку. Так у кого угодно можно вызвать доверие, и точно ведь, Дэвид это регулярно проделывал. Так, говорят, можно ввести в гипнотический транс. Но тут мало умения, тут еще и способности нужны. Такие. Типа псионических. А на псионическое воздействие реагирует чип – проверено еще на Инуи.