Дэвид был еще жив. Значит кто-то, Лукас или Андре, тоже. Кто-то из них еще жив.
Господи, спаси и помилуй раба своего Лукаса!
Господи, спаси и помилуй Андре Скорду, хоть у него и нет души!
Несмотря на то, что группы противника могли теперь свободно перемещаться по цитадели, лампы по-прежнему предупреждали об опасности. Март думал, что рефлекс: замигало – заляг и стреляй, останется у него навсегда. И когда в монастыре, при одновременном старте всех десяти вендаров упадет напряжение в сети, он точно что-нибудь пристрелит. Инстинктивно.
Шум и грохот стояли по всей цитадели, везде шли бои. К очагу одного группа отца Климента как раз приближалась.
Лампы мигнули. Март шарахнулся к стене, вскинув деструктор.
Несколько секунд ожидания.
По сигналу – вперед. Противник безоружен, но это неважно. Стрелять. Уничтожить! Пока не вспыхнул огонь, пока воздух не сошел с ума и не раздавил твое тело.
Вперед!
Мимо оплавленных стен, поскальзываясь на жирном, мокром пепле. Как же здесь воняет!
А впереди, на черной золе, в душной саже – золотая, яркая вспышка. Сверкающая смерть, блистательный жнец, танцуя, идет по трупам, не глядя, добивает тех, кто еще двигается, голыми руками пробивает насквозь грудные клетки, ломает гортани, крушит черепа.
Андре…
– Скорда? – изумленно выдохнул кто-то позади.
Узнали. Имели с ним дело, с красивым работорговцем, манерным, жеманным, насмешливым, в салоне которого никто, никогда не купил ни одного раба.
Не узнавали.
Март сам не понял, почему подался вперед. Какое-то помрачение. Так обрадовался, что он жив, этот… императорская кукла. Жив! Ранен, весь в крови, в саже и копоти. Но живой.
Стоит. Смотрит.
Март его обнял раньше, чем успел подумать, что он, вообще, делает? Скорда – враг.
Враг.
А враг замер в его руках. Застыл, тронь – порежешься. И лишь через бесконечную секунду закаменевшие мышцы расслабились.
Выдохнул. Ухмыльнулся.
– Март. Твой командир сейчас выстрелит мне в голову. Он ужасно ревнивый.
И обнял в ответ.
– Я тебя испачкаю.
– Плевать, – сказал Март.
Лукас, наверное, решил им не мешать. Он был с Андре, держался позади, стрелял, избегал ближнего боя. Нельзя было отвлекать гомункулов от Андре, можно было только прикрывать его, вот Лукас и прикрывал. Он умеет быть не только ведущим.
А сейчас исчез. К Дэвиду вернулся?
С телепатами, это они удачно придумали. Те споткнулись на Андре, а телепат, он когда на ком-то спотыкается, он не понимает, что надо отступить. Не приучены они отступать, им же отпор почти никто дать не может. Машинально начинают давить – все телепаты, не только Чедашевские гомункулы – тратят все больше усилий. И рано или поздно, конечно, продавливают.
Телепат любого человека сломает, хватило бы сил. У этих сил было предостаточно, вон сколько пирокинетиков вокруг. Только ломать они взялись…
– Машину, – Андре улыбается. – Где-то там, – палец со сломанным, грязным ногтем касается виска, – машина. Не так уж глубоко. Лукас это вытащил наружу. И бросил телепатам. Типа, погрызите косточку. А косточка ганпластовая. Как ты с ним уживаешься, Март?
– Я…
– Лучше молчи. Сам знаю. Он тебя тоже.
Лукас казался слишком спокойным, даже по сравнению с его всегдашней бесстрастностью. Такой спокойный, будто мертвый. Март, как вошел в их убежище, сразу увидел и просевший потолок, и стены в трещинах. Понял, в чем дело. А еще грязь. И вонь.
Это невероятно, сколько там было грязи!
Массовое побоище с массовым трупосожжением.
Март демонстративно огляделся и громко сказал:
– Хорошо построено. Тут еще пару бомб взорвать можно, и ничего не рухнет.
Дэвид и Андре его явно не поняли. Дэвид только плечами пожал. Андре хмыкнул:
– В общем, да. Еще сто лет простоит. Ты это к чему?
Лукас глянул исподлобья:
– Спасибо. Дэвид, ему бы попить и умыться. Есть тут поблизости вода?
Вода здесь, со всей этой копотью, жаром, пеплом, лха знает чем еще, расходовалась моментально. Фляги опустели еще к середине штурма.
– Там, за дверцей, – часть стены со скрежетом отъехала в сторону, открыв взорам скудно обставленную спальню. – Справа, по плану, водопровод. Душевая у него там или что, не знаю. Воду пить можно, чистая.
Эти трое в воде, конечно, не нуждались. Даже Дэвид.
Где-то в недрах цитадели, штурмовики заканчивали зачистку.
Четверть часа ожидания были не лучшими в жизни Марта. Даже хуже, чем готовность номер два, которая может длиться часами. Сражаться самому гораздо легче, чем сидеть в безопасном месте, пока недавние соратники продолжают бой.
Спасибо, хоть Дэвид время от времени говорил, что где происходит.
Но все когда-то заканчивается. Отец Климент, вымотанный, весь в грязи и копоти, ввалился к ним в сопровождении отца Алексия и отца Энеро – еще одного церцетарийского спецназовца.
– Здесь, что ли, командный пункт? Докладываю, живая сила противника полностью уничтожена. Хотя, – отец Климент понизил голос, – не особо-то она живая. Парни опознали среди местных – своих, которые точно в мертвых числились. Не мои парни, – он тяжело осел на пододвинутое Лукасом, относительно целое кресло, – Инагисовские. Спасибо, отец Лукас. А попить нет, случайно?
Андре сунул ему в руки позаимствованный в ванной кувшин с водой. Март догадался принести стакан.
Скоро в цитадель явятся сенешали, начнут делить трофеи, рядиться, кто из баронов кому сколько должен, выяснять, кто сильнее пострадал. А пока есть время допросить Чедаша, найти нужные документы, и убираться отсюда. Бароны и сенешали – это забота Андре.