Конечно же, «Хикари», как и любой другой звездолет, сопровождалась огромным количеством самых разных инструкций, но имплантанты бесконтактного доступа в Империи были разрешены только пилотам, а любой пилот с БД знал, как работать в унтэн-сфере.
Дэвид не знал. Правда, очень быстро разобрался. Андре уже видел подобное, такую скорость обработки информации, видел в Баронствах. В том числе и в исполнении самого Дэвида. Тогда еще принял как данность, что церцетарии не брезгуют использовать имплантанты. Что ж, все бывает. Его не учили ненавидеть киборгов, убивать учили, а ненавидеть нет. Убить Дэвида Андре при необходимости мог, об остальном не беспокоился.
Дэвид не умел пилотировать звездолеты, это был существенный пробел в его, по всем прочим пунктам безукоризненной легенде. Наверняка, при создании легенды подразумевалось, что об имплантатах никто не узнает. Даже пророки Капеллы не смогли бы предсказать, что наступят времена, когда киборг-церцетарий начнет планомерно нарушать закон в одной команде с рыцарем Десницы и аристократом. Воистину, настают последние времена, и свет Самаянги вот-вот воссияет, заменив собой все имперские солнца.
Ну, и убырство! Правда, смешно это или нет, но одно имперское солнце действительно может смениться другим. Божественный Император может уступить престол Лукасу. Если только Лукас найдется. Куда же он пропал, Аристо, иччи б его об кочки?! В какие неприятности влип, если церковь решила, что он не выберется живым, и прекратила поиски, положившись на волю Творца?
«Хикари» шла на встречу с «Сонсарком».
Первые сутки они шли в обычном пространстве, Дэвид осваивал правила входа в «подвал», штудировал теорию слоев. Март консультировал его, с грехом пополам вспоминая учебный курс монастыря. Андре молился бы, если б умел. Кто-то же должен, раз и священник, и мирской агент церкви слишком заняты, чтоб уделить время молитве.
Вообще-то, конечно, ему было смешно. От абсурдности ситуации. За полгода он так и не привык быть врагом того, чему служил с самого рождения. Лукас как-то справлялся с этим, умел верить в то, что поступать по совести важнее, чем следовать закону, умел не считать себя ни преступником, ни, тем более, врагом Империи. Даже когда освобождал Миклашевскую, которая уж точно была врагом. И еще каким!
А что в итоге? Миклашевская хочет заключить союз с церковью, дать Империи плацдарм на территории Баронств и принять истинную веру. Довольно неожиданное следствие преступления, с какой стороны ни взгляни. То ли самоуверенность Аристо такова, что даже Господь действует в соответствии с его представлениями о правильном и неправильном, то ли Март прав, и он попросту делает, что должно.
На следующие сутки «Хикари» нырнула в «подвал», и тут уж молиться начал Март.
На «Хикари» любое утро было прекрасным. Обшивка корабля становилась полупрозрачной, по перламутровой скорлупе разбегались алые блики, не требовалось воображения, чтобы представить себя внутри освещенной восходящим солнцем жемчужины. В империи Нихон восход был временем сакральным, на «Хикари» – тоже, да и сама «Хикари»… один из двух самых необычных в мире звездолетов. Просто машина, но такая сложная, что по незнанию ее можно было бы счесть разумной.
– Один в один Аристо, – сказал Дэвид в одно такое утро. – Вот так же мы в Баронства летели. Двое нормальных и один чурбан в медитации.
Андре доводилось видеть Аристо в молитвенном трансе. Дэвид был прав, Март вел себя так же. Никак. Но молящегося Аристо Андре наблюдал несколько часов, а Марта уже третьи сутки, и выносить это его состояние становилось все сложнее. Тело Марта было на «Хикари», механически выполняло все необходимые действия, а разум или… что? дух, душа? церковникам виднее, как назвать, но, в общем, та часть, которая и делала его собой, она пребывала где-то далеко. Слишком далеко, по мнению Андре. Наверное, «Хикари» могла бы идти в более глубоких слоях «подвала». По крайней мере, казалось, что такое самоотречение, такая погруженность в молитву, должны отгонять демонов так же эффективно, как если бы Март сам сидел в унтэн-сфере. Дэвид признался, что у него появлялась такая идея, но «Хикари» нырять не стала. Сообщила об ошибке в командах.
– Говорит: «я не могу выполнить ваше пожелание, господин», – это Дэвид рассказывал уже за завтраком, рассказывал Андре, но смотрели оба на Марта, который, с отсутствующим видом жевал тост, явно не чувствуя ни вкуса, ни запаха. – Лукас, кстати, чай пил. – Вдруг вспомнил Дэвид. – Хреновины такие, круглые, на чеснок похожи. Я ему как-то сказал, что надо сильно с прибабахом быть, чтоб кидать чеснок в кипяток и думать, будто это красиво. Но оно ничего так было, в воде раскрывалось, как цветок или что-то такое. Пахло нормально.
Андре понял. Дэвид, навряд ли. Люди иногда говорят и делают вещи, полные смысла, но им не дано понять этот смысл. Чай «Тайян», любимый сорт Лукаса, и правда выглядит непрезентабельно, пока не окажется в горячей воде. Но Дэвид не об этом хотел сказать, хоть и думает, что вспомнил именно о чае. Дэвид хотел сказать, что Лукас, даже когда молится, не покидает дольний мир, раз уж может любоваться распускающимся в чашке цветком «Тайян». Он выглядит отстраненным, и может показаться, будто он где-то далеко, но это же Аристо, он вообще всегда выглядит так, будто весь мир – грязь под его ботинками. А на деле он никуда не девается, его молитва устанавливает связь… ну, предположим, с Богом, и демоны разбегаются, потому что Аристо – проводник силы, которая для них опасна.